До середины 30-х годов восприятие философских аспектов теории относительности (специальной и общей), как и общефилософских суждений Эйнштейна, отечественными философами было свободно от какого-либо политического оттенка. Позднее он стал доминирующим, причем острой критике подвергался не столько сам Эйнштейн, сколько советские физики-теоретики, пропагандировавшие и развивавшие его работы и идеи. После войны теория относительности и выводы из нее (в частности, космологические, связанные с предложенной еще в 1922 г. А.А. Фридманом теорией нестационарной Вселенной, уже в 1923 г. поддержанной Эйнштейном) были осуждены в рамках развернувшейся в стране кампании против низкопоклонства перед западной наукой и борьбы с космополитизмом.
        Что касается самого Эйнштейна, то его публичные и опубликованные высказывания об СССР (и в частности, мнение о В.И. Ленине) неизменно оставались дружескими. Он помогал советским физикам во время их пребывания за рубежом, а в годы Второй мировой войны неоднократно выступал в поддержку советского народа в его борьбе против фашистских захватчиков. После войны, когда Эйнштейн сделал некоторые политические заявления, несколько советских физиков обратились к нему с открытым письмом, критиковавшим его взгляды. На это Эйнштейн ответил также открытым письмом, написанным в сдержанных и, можно сказать, благожелательных тонах [1].
        Возникает вопрос: в какой мере творец теории относительности знал об "антирелятивистской" кампании, проводившейся в СССР философами-марксистами (А.А. Максимов и др.), а также и некоторыми физиками (начиная с последовательного антирелятивиста А.К. Тимирязева)? Никаких прижизненных печатных откликов Эйнштейна на их публикации обнаружить не удалось. Казалось бы, это легко объяснить тем, что ему были просто недоступны эти материалы, печатавшиеся преимущественно в общественно-политических журналах и других изданиях (включая газеты), которые выходили только на русском языке. И, тем не менее, Эйнштейн был информирован о некоторых публикациях такого рода. Соответствующие документальные свидетельства я обнаружил осенью 1992 г., работая (благодаря любезному содействию профессора Р. Коэна и доктора П. Джозефсона) в Бостонском университете, в Архиве А. Эйнштейна.
        С разрешения дирекции архива исследователи имеют возможность знакомиться с его материалами. Для меня это знакомство началось с четырех увесистых томов перечня всей хранящейся в архиве переписки Эйнштейна. Уже выписав интересующие меня материалы (в основном имена русских корреспондентов Эйнштейна), я случайно обнаружил в одной из картонных коробок, где в плотно упакованных папках помещались ксерокопии этих писем (1), материалы, относящиеся к трем публикациям в отечественной печати, в которых с особой резкостью критиковались философские воззрения Эйнштейна. Расскажу о них в хронологической последовательности.

        Рецензия в книжном обозрении.

        23 февраля 1950 г. канадский физик русского происхождения А.Волков переслал Эйнштейну сделанный, очевидно, им самим перевод опубликованной в журнале "Советская книга" рецензии В.М. Дукова [2] на книгу А. Эйнштейна и Л. Инфельда "Эволюция физики" [3]. Незадолго до этого, в 1948 г., её выпустил Гостехиздат с подзаголовком "Развитие идей от первоначальных понятий до теории относительности и квант".
        Хорошо помню, какое сильное впечатление произвела на нас, в те годы студентов первого курса физико-механического факультета Ленинградского политехнического института (а равно и на наших старших товарищей – и не только по Политехническому институту), эта замечательная по глубине и изяществу изложения книга! Пожалуй, в этом плане с ней можно сравнить опубликованную вскоре в русском переводе книгу Э. Шредингера "Что такое жизнь с точки зрения физики?".
        И вот в журнале "Советская книга", печатавшем рецензии на выходившие в издательствах нашей страны новые книги, появляется статья В.М. Дукова. Нет смысла подробно говорить о содержавшейся в ней критике. Ограничимся одним примером.
        Основное возражение Дукова вызывает замечание Эйнштейна и Инфельда (впрочем, и в более ранних работах многократно высказывавшееся Эйнштейном) о том, что "физические понятия суть свободные творения человеческого разума и неоднозначно определены внешним миром, как это иногда может показаться" [3, с.50]. Авторы иллюстрируют его примером того, как некий исследователь, обозревая "работающие", то есть нормально идущие, часы, пытается понять действие их механизма, не имея возможности проникнуть за их внешнюю оболочку. Они пишут о своем воображаемом исследователе: "Если он остроумен, он может нарисовать себе картину механизма, которая отвечала бы всему, что он наблюдает, но он никогда не может быть вполне уверен в том, что его картина единственная, которая могла бы объяснить его наблюдения. Он никогда не будет в состоянии сравнить свою картину с реальным механизмом, и он не может даже представить себе возможность или смысл такого сравнения. Но он, конечно, уверен в том, что по мере того, как возрастает его знание, его картина реальности становится все проще и проще и будет объяснять все более широкий ряд его чувственных восприятий. Он также может верить в существование идеального предела знаний и в то, что человеческий разум приблизился к этому пределу. Этот идеальный предел он может назвать объективной истиной" [3, с.51].
        Прекрасный и живой, как мне кажется, образ! Однако оппонент Эйнштейна и Инфельда обвиняет их на этом основании в агностицизме и идеализме, делая убийственное замечание о том, что по мере прогресса науки исследователи "вскрывают" оболочку часов и получают доступ к их механизму непосредственно (как будто бы этого не понимают сами авторы!).
        Последняя часть рецензии Дукова затрагивает советских ученых, "рабски преклоняющихся перед буржуазной идеалистической наукой". Единственным конкретным примером такого преклонения выбран советский физик-теоретик Я.И. Френкель, пропагандировавший идеи Эйнштейна в своих статьях и книгах.
        Из приведенного выше примера очевидно, что рецензент обсуждает (и осуждает), по существу, метафорический, я бы сказал художественный, аккомпанемент, которым Эйнштейн и Инфельд сопровождают свое изложение. Коль скоро в рецензии упоминается имя Я.И. Френкеля, позволю себе привести принадлежащий ему ответ такого рода критикам и на такого рода критику. Он пишет, что в своих книгах использовал некоторые сравнения, абсолютно, с его точки зрения, "безопасные". "Тем <же> людям, которых подобные антропоморфные сравнения могут ввести в соблазн, читать серьезные книги не рекомендуется". И далее: "Я лично не считаю необходимым писать свои книги суконным языком, тщательно вытравляя из них все, что может способствовать оживлению и лучшему усвоению излагаемого – порой сухого – материала. Право пользования метафорами не должно быть монополией поэтов; оно должно быть предоставлено и ученым" [4, с.425].
        Наверное, грустную улыбку Эйнштейна вызвала заключительная фраза рецензии: "Издательство допустило серьезную ошибку, выпустив в свет рецензируемую книгу" [2, с.40] (с тех пор такая "ошибка" была повторена трижды – в 1956, 1965 и 1967 гг.).
        Добавим, книге была предпослана статья С.Г. Суворова «Об идеологических пороках в книге А. Эйнштейна и Л. Инфельда "Эволюция физики"». Видимо, это была та цена, которую пришлось заплатить за появление ее на русском языке. Первая треть вступления – похвала мастерству авторов, оставшиеся две трети – философская хула в их адрес.

        Критика в "Вопросах философии".

        В поле зрения Эйнштейна попала и статья М.М. Карпова "О философских взглядах Эйнштейна", опубликованная в 1951 г. в журнале "Вопросы философии", а в следующем году перепечатанная в сборнике "Философские проблемы современной физики" [5], известном историкам науки – по цвету своей обложки – как "Зеленая книга". Эта статья переслана Эйнштейну (снова, конечно, в русском переводе) Д. Кеннаном, американским дипломатом и историком, с 1933 по 1953 г. (с небольшими перерывами) работавшим в американском посольстве в СССР, а в 1952 г. и возглавлявшим его. В течение долгих лет он был профессором Института высших исследований в Принстоне, причем в 1950–1951 гг. и после 1953 г. находился в нем одновременно с Эйнштейном. Неудивительно поэтому, что Кеннан был в курсе разного рода событий в жизни СССР, в частности и событий на философском фронте, имевших для него, видимо, особый интерес в связи с его знакомством с Эйнштейном. К этому следует добавить, что работа Карпова и ей подобные были в какой-то мере показателем политического климата в нашей стране тех лет.
        Статья Карпова производит сегодня странное впечатление (многие имели возможность прочесть ее в "Вопросах философии"). Начнем хотя бы с серии приведенных в ней "доказательств" того, что Эйнштейн отрицает реальность внешнего мира и независимость его от наблюдателя. Здесь представляется уместным процитировать первый абзац первой главы изданной у нас книги А. Пайса "Научная деятельность и жизнь Альберта Эйнштейна". «Было это году в пятидесятом, – пишет Пайс. – Я провожал Эйнштейна из Института высших исследований домой. Внезапно он остановился, повернулся ко мне и спросил: "А по-вашему, Луна существует только, когда на нее смотришь?"» [6, с.11]. Вряд ли на основании этого шутливого вопроса можно заподозрить (а тем более обвинить) Эйнштейна в том, что он и в самом деле не верил в существование Луны (и всего остального сущего) вне нашего сознания, без того "комплекса ощущений", который она у нас вызывает.
        Сходные замечания в той или иной форме Эйнштейн делал и раньше. Даже неловко говорить о том, что он, конечно же, понимал: Луна, Солнце, Вселенная существовали до него и будут существовать после того, как его не станет. Но разве не впечатляет всех нас мысль, высказанная им в разговоре с Пайсом и в более развернутом виде в других местах, о том, что при всей справедливости этой несложной констатации Луна, Солнце, Вселенная для нас самих существуют лишь постольку, поскольку мы живы, и умрут, исчезнут вместе с нами: поэтическое дополнение к глубокой (по Кьеркегору и Бору) мысли о существовании окружающего мира, независимого от нашего сознания.
        Столь же глубокими представляются и близкие по существу суждения Эйнштейна о субъекте, познающем реальный мир в процессе исследования его объектов ("макроскопический" познающий прибор, которым является исследователь, вооруженный всевозможными физическими, им придуманными, приборами и изучающий макроскопические объекты; добавим к этому ситуацию с макроскопическим – по необходимости – физическим прибором, который фиксирует результаты экспериментов с микроскопическими объектами).
        В статье Карпова Эйнштейн обвиняется и в преувеличении роли интуиции в процессе познания, словно бы не интуиция позволяет исследователю сделать правильный (и оправданный в дальнейшем сравнением с опытными данными) логический скачок от одной системы понятий, теорий – к другой, новой.
        В вину Эйнштейну ставится его уверенность в познаваемости мира, основанная на убеждении в простоте и гармоничности управляющих им физических законов (вспомним в связи с этим аналогичные соображения П. Дирака о том, что одним из критериев правильности развиваемых теорий и концепций является их красота и простота). Метафора Эйнштейна о том, что вера "в познаваемость мира родственна религиозному чувству", служит основанием к утверждению его веры в Бога и божественный промысел. Интересно, что Карпов приводит при этом и другие утверждения Эйнштейна, которые опровергают выдвинутые против него (самим Карповым и некоторыми его коллегами) такого рода подозрения и обвинения.
        Нет смысла множить число приведенных примеров. Мы снова встречаем удивительное непонимание научной метафоры, отрицание возможности увидеть явление, процесс в нестандартном, подчас неожиданном ракурсе. Налицо при этом очевидное пренебрежение фактом единства, казалось бы, противоположных утверждений, которые на самом деле, под пером Эйнштейна, придают рассматриваемой им конкретной ситуации рельефность, облегчающую ее понимание.
        Добавим к приведенному перечню стандартные обвинения, "предъявленные" Эйнштейну. Одно из них связано с его стремлением «научно доказать поповскую догму о сотворении мира. Эта "теория", – пишет Карпов, – как и защищавшаяся им ранее "теория" стационарного мира, ведет к предположению об ограниченности Вселенной в пространстве и служит оружием идеалистов в борьбе против диалектического материализма. В США она выдается за самоновейший вывод естествознания и усиленно вдалбливается как взрослым, так и школьникам» [5, с.222].
        Другое обвинение касается замечания Эйнштейна о том, что законы природы являются "свободными творениями человеческого разума" [5, с.222]. Как будто Эйнштейн не понимает и не декларирует (причем неоднократно) необходимость их апостериорной проверки опытом! Опытом, который может быть задуман и осуществлен на их основе.
        Критикуется и утверждение Эйнштейна о том, что целью и итогом развития науки является постижение истины, которое, по Карпову, исключает вытекающие из этого постижения практические приложения. Тут, может быть, стоит напомнить, что Эйнштейн несколько лет работал патентным экспертом и сам был автором (или соавтором) ряда изобретений: новых типов холодильников, слухового аппарата, автоматической фотокамеры и т.д. Речь у Эйнштейна просто идет об ученых разного типа, для многих из которых высшим наслаждением является постижение истины, построение теории, а не разработка ее приложений. И снова Карпов предоставляет возможность читателям опровергнуть его же критику, даже не обращаясь к книгам и статьям Эйнштейна, а просто прочитав приведенную в его статье цитату из письма Эйнштейна к далеким потомкам (это письмо в 1938 г. помещено в специальную капсулу и зарыто на территории международной выставки в Нью-Йорке).
        Процитирую этот отрывок: "Наше время богато творческой мыслью, открытия которой могли бы значительно облегчить нашу жизнь. С помощью электроэнергии мы пересекаем океаны. Мы используем электроэнергию для того, чтобы освободить человечество от утомительного физического труда. Мы научились летать, и мы умеем без труда посылать сообщения по всему миру с помощью электрических волн. Тем не менее производство и распределение товаров у нас совершенно не организованы, так что каждый человек вынужден жить в страхе быть выброшенным из экономического цикла и лишиться всего. Кроме того, люди, живущие в различных странах, через неравномерные промежутки времени убивают друг друга, и поэтому каждый, кто думает о будущем, должен жить в страхе и ужасе. Я верю, что наши потомки прочтут эти строки с чувством оправданного превосходства" [5, с.232]. Я привел эту цитату для того еще, чтобы продемонстрировать, как далек был Эйнштейн от позиции равнодушного наблюдателя тех условий, в которых жили его современники – и не только в США.
        Эйнштейн прокомментировал просмотренный им перевод статьи Карпова в нескольких фразах. Привожу их полностью с любезного разрешения отдела рукописей и Архива Альберта Эйнштейна в Еврейском университете Иерусалима (Израиль):
        "Чем больше давление, которое оказывается правительством какой-либо страны на интеллигенцию (отдельных ее представителей или на корпорации), тем меньше можно на основе печатных изданий делать заключения о том, что же в действительности думает большинство интеллигентов. Это происходит в наибольшей степени в России, но и заметно это там в наименьшей степени".

        Статья в газете "Красный флот".

        Наконец, что уже совершенно неожиданно, Эйнштейн получил перевод статьи "Против реакционного эйнштейнианства в физике", написанной философом-марксистом А.А. Максимовым и опубликованной почему-то в газете "Красный флот" в 1952 г. [7]. Заметим, впрочем, что "Красный флот" периодически предоставлял свои страницы для научных обзоров, не обязательно связанных с морем. Так, 1 июня 1952 г. там была опубликована статья академика В.А. Амбарцумяна, отражавшая, в частности, его резко негативное отношение к "развиваемым некоторыми западными астрономами реакционным, идеалистическим воззрениям об одновременном образовании звезд нашей звездной системы в отдаленную прошлую эпоху" и "попыткам возродить реакционный миф о сотворении мира", – речь здесь идет о расширяющейся (нестационарной) Вселенной А.А.Фридмана.
        Если в рецензии Дукова Эйнштейн назван "великим ученым", а в статье Карпова – "известным физиком" (2) (в "книжном" варианте этой статьи эпитет "известный" отбрасывается, и Эйнштейн представляется читателям просто как "физик"), то у Максимова он характеризуется как "физик, которому буржуазная пресса создала рекламу за его многочисленные нападки на материализм, за пропаганду воззрений, подрывающих научное мировоззрение, выхолащивающих идейно науку".
        В таком духе грязной (увы, вполне подходящее для данного случая слово) ругани в адрес Эйнштейна выдержана первая часть статьи. Не буду перечислять здесь соответствующие примеры, как правило, они совпадают с уже приведенными в статьях Дукова и Карпова, только выдержаны в развязном тоне. Затем Максимов обрушивается на отечественных физиков. Больше всех здесь снова "достается" Я.И. Френкелю, за которым следуют Л.И. Мандельштам, С.М. Рытов и А.А. Хайкин.
        Эйнштейну, судя по всему, было предложено ответить на все эти нападки. Такое предложение в июне 1952 г. он получил от газеты "New York Times". Насколько можно судить, он отказался от этого предложения. Однако в его бумагах (см. документ 41–953–2) сохранилась фраза, относящаяся к публикации Максимова: "Я должен был бы скорее посмеяться над всеми этими писаниями, если бы мне не причиняло боль сознание того, что мои русские коллеги подвергаются оскорблениям со стороны совершенно некомпетентных людей".
        В просмотренных мною бумагах Эйнштейна имелся еще один документ (41–943), датированный сотрудниками архива 1951 г. и обозначенный ими как "Сатирические (неопубликованные) замечания о диалектическом материализме и законах природы". Написан этот документ по-немецки. Уже с первых строк он показался мне знакомым, и я вспомнил, что он был приведен в [9, с.91]: "Когда Всемогущий Бог устанавливал Свои вечные законы Природы, Его мучило сомнение, которое Он не смог преодолеть даже впоследствии. Какое затруднительное положение возникнет, если впоследствии Высокие Авторитеты диалектического материализма объявят некоторые, а то и все Его законы противозаконными?
        Уже потом, когда Он перешел к созданию Пророков и Мудрецов диалектического материализма, в чем-то сходное сомнение закралось в Его душу. Однако вскоре Он вновь обрел Свое спокойствие, поскольку можно быть уверенным в том, что эти Пророки и Мудрецы никогда не придут к заключению о противоречии положений материализма Разуму и Истине" (4).
        Секретарь Эйнштейна г-жа Элен Дюкас и его многолетний ассистент профессор Б.Хофман предварили это высказывание следующими пояснениями.
        В конце апреля 1952 г. некий член Академии наук СССР писал о том, что Эйнштейн тащит физику в "болото идеализма", повинен в "субъективизме" и т.д. "Более того, – продолжают комментаторы, – академиком критиковались два русских физика, которых он обвинял в благоприятном отношении к теории <Эйнштейна>... Следующий неопубликованный сатирический комментарий (имеется в виду приведенный выше отрывок. – В.Ф.) был найден среди бумаг Эйнштейна. Он относится, вероятно, к началу 50-х годов и почти наверняка стимулирован позицией, занимаемой СССР в целом, и приведенным выше инцидентом – в частности" [9. с.91].
        Другой сатирический отклик на догматизм некоторых наших философов-марксистов тех лет, на этот раз стихотворный (5), опубликован в книге [10] и воспроизведен в статье [11, с. 26] в переводе, очевидно, ее автора:

        Мудрость диалектического материализма.

        Неимоверным потом и трудом
        добыть научной истины крупицу?
        Нет, так себя терзают лишь тупицы.
        Мы истину решением партийным создаем.
        Ну, а тому, кто смеет усомниться,
        мы по мозгам – по черепу – даем.
        Лишь только так и можно
        надежно воспитать ученых, смелых духом,
        умеющих молчать.

        Как известно, с 1953 г. число очернительских статей, направленных против Эйнштейна, стало резко падать, если не прекратилось вовсе.
        Интерес к научному творчеству, философским воззрениям и жизни Эйнштейна в нашей стране с годами все более возрастает. Это нашло свое отражение в появлении его биографий – отечественных и переводных, в издании четырехтомника его избранных трудов (в серии "Классики науки") и выпуске начиная с 1966 г. ежегодных "Эйнштейновских сборников".
        Когда задумываешься над вопросом, чем было продиктовано решение американских коллег Эйнштейна ознакомить его с приведенными выше тремя статьями 1948 – 1952 гг., невольно возникает такое соображение. Не хотели ли они продемонстрировать ему, как советский официоз отвечает на его лояльность и, более того, доброжелательность? Возможно, впрочем, что это предположение и не соответствует действительности, и переводчики рассмотренных выше текстов (или лица, пославшие соответствующие переводы Эйнштейну) руководствовались иными мотивами, например, хотели просто позабавить его теми несуразностями, которыми изобиловали отобранные ими статьи.
        Так или иначе, но в двух имеющихся в Библиотеке РАН в Петербурге библиографических справочниках [8, 12], включающих и краткие заметки в газетах, я не обнаружил каких-либо откликов на проводившуюся у нас в послевоенные годы антиэйнштейновскую кампанию. Видимо, Советский Союз, советские физики ассоциировались у Эйнштейна с теми представителями нашей науки и искусства, с которыми он встречался начиная с 1920 г. вплоть до военных лет.

Примечания.

1. Оригиналы хранятся в Еврейском университете Иерусалима.
2. Далек от того, чтобы требовать добавления к фамилии Эйнштейна (и других выдающихся людей) трескучих эпитетов. Но вместе с тем стоит вдуматься, как отнеслись бы мы к тому, чтобы в статье, скажем, о Пушкине, он был назван "известным поэтом", а в аналогичной статье Шекспира назвали бы "известным драматургом"?!
3. Не исключено, впрочем, что статья-отклик была все же где-то опубликована, хотя я и не нашел ее следов в наиболее полной библиографии трудов Эйнштейна [8]. Дело в том, что, во-первых, соответствующие строки написаны Эйнштейном по-английски, тогда как заметки, сделанные "для себя", он обычно писал на немецком. Во-вторых, в конце отрывка есть его подпись и стандартное окончание "с наилучшими пожеланиями".
4. Нужно ли здесь подчеркивать, что сарказм Эйнштейна адресован не самому диалектическому материализму, а его незадачливым адептам, труды которых послужили основанием для его замечания.
5. В письмах Эйнштейна друзьям часто встречаются такого рода шутливые вирши (некоторые из них приведены в книге [9]).

Литература.

1. Письмо Эйнштейна к советским ученым // Эйнштейновский сборник. 1986–1990. М.: Наука, 1990. С.10–16.
2. Дуков В.М. Рецензия на книгу "Эволюция физики" // Советская книга. 1949. № 11. С.38–40.
3. Эйнштейн А., Инфельд Л. Эволюция физики. М.; Л.: ГТТИ, 1948.
4. Френкель В.Я. Яков Ильич Френкель. М.; Л.: Наука, 1966.
5. Карпов М.М. О философских взглядах А. Эйнштейна // Философские проблемы современной физики. М.: Изд-во АН СССР, 1952. С.216–233.
6. Пайс А. Научная деятельность и жизнь Альберта Эйнштейна. М.: Наука, 1989.
7. Максимов А.А. Против реакционного эйнштейнианства в физике. Красный флот. 13 июня, 1952.
8. Boni N., Reiss М., Laurence D. A bibliografical checklist and index to the published writings of Albert Einstein. Princeton, N.Y.: Pageant books. Inc., 1960.
9. Albert Einstein. The human side // Selected and edited by H. Dukas and B. Hoffmann. Princeton Univ. Press, 1979.
10. Feuer L.S. Einstein and the generation of science. N.Y.: Basic Books, Inc., Publishers, 1974.
11. Горелик Г.Е. У истоков нового политического мышления // Эйнштейновский сборник. 1986–1990. М.: Наука, 1990. С.9–32.
12. Well E. Albert Einstein. A bibliography of his scientific papers. 1901–1954. London, 1960.

Справка:

Френкель Виктор Яковлевич (1930-1997), доктор физико-математических наук, историк физики, ведущий научный сотрудник Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе АН СССР.